не замурзанная, чем далеко не всегда отличаются лица карапузов, как вы, полагаю, сами догадывались, разглядывая своих юных родственников.

Дора сказала, что капюшончик его оторочен кружевом ручной работы. Наверное, ей виднее, хотя лично я совершенно не понимаю, почему такие кружева лучше фабричных?

А вот коляска, в которой сидел малыш, когда мы его увидели, была действительно щегольская. И эта коляска с ним вместе стояла на просёлке, ведущем к мельнице, сама по себе, оставленная без присмотра.

– Интересно, чей это малыш? – спросила Дора. – Правда, Элис, он лапочка?

Элис с ней согласилась и добавила, что это, наверное, дитя благородных родителей, которое умыкнули цыгане.

– Вероятно, вон та парочка, – подхватил Ноэль. – Видите, как лежат? Что-то преступное сквозит в их позах, вам не кажется?

Он говорил про двух бродяг, которые разлеглись на траве в тени с краю просёлка, чуть поодаль от того места, где находился малыш. Сон их был крепок, и в храпе явно звучали угрожающие интонации.

– Полагаю, они проникли глухой, глубокой ночью в дом титулованного семейства, украли наследника и с тех пор непрерывно перемещались, пока не изнемогли от усталости, а потому вот и спят, – выдвинула версию Элис. – Ах, несчастная знатная мать! До чего же, наверное, надрывается её сердце, с тех пор как она обнаружила пропажу своего высокородного малютки.

Малыш тем временем крепко спал, и это было единственным, что мешало девочкам поцеловать его. Обожают они поцелуи, хотя автор этих строк не усматривает никакого смысла в подобных нежностях.

– Если это цыгане, – продолжала Дора, – то сколько они запросят?

– А что ты будешь делать, если с ними сторгуешься? – поинтересовался Г. О.

– Ну конечно же усыновлю, – ответила Дора. – Я давно уже думаю, что мне очень понравилось бы усыновить ребёнка. К тому же это ведь настоящее золотое деяние. А у нас в «Книге» их пока очень мало.

– По-моему, их там более чем достаточно, – возразил Дикки.

– Но у нас пока нет малыша, – не сдавалась Дора.

– Ты, по-моему, забыла про Г. О., – напомнил Дикки. – Он иной раз беспомощней и несмышленей грудного младенца.

Это он намекал на утреннее происшествие, когда засёк Г. О., собравшегося порыбачить, за выкладыванием червей в деревянную шкатулку, отделанную изнутри красным бархатом.

Шкатулка принадлежала Дикки и предназначалась для хранения самых ценных его вещей: серебряных запонок, школьной медали и того, что ещё оставалось от подаренных ему индийским дядей серебряных часов с цепочкой.

Красный бархат сильно проиграл от контакта с червями. Дикки, понятное дело, расстроился со всеми вытекающими отсюда последствиями – для Г. О. А сей юный рыболов завопил, что ему больно, обозвал брата зверским извергом и разревелся.

Оба ещё не совсем отошли от ссоры, и мы боялись, как бы она не вспыхнула вновь, поэтому Освальд быстро проговорил:

– Ой, да наплюйте вы на этого малыша! Лучше пойдём, куда собирались.

А путь наш лежал на мельницу, где мы должны были сообщить, что мешок муки и отруби для свиней, заказанные миссис Петтигрю, почему-то пока не доставлены.

Пройдя по просёлку, вы оказывались на клеверном поле, а после него – на кукурузном, вслед за которым тянулся ещё один просёлок, а уже за ним находилась мельница. Очень хорошая мельница, а точнее, целых две – водяная и ветряная. По одной каждого вида. И к ним ещё прилагались дом и фермерские строения. Никогда раньше не видел подобной мельницы и не поверю, читатель, что ты видел такую.

Если бы дело происходило в сказке, жена мельника провела бы нас в отчищенную песком до блеска кухню с почерневшей от времени, потёртой дубовой скамьёй и старинными коричневыми виндзорскими стульями[62]. Перед тем как усадить нас, она аккуратно обмахнула бы стулья тряпкой, а потом вручила бы каждому по стакану сладко пахнущего вина из первоцвета и по толстому куску домашнего пирога с обильной начинкой. И на столе, конечно, стояла бы ваза из старинного фарфора, а в ней – огромный букет свежесрезанных благоухающих роз.

Но поскольку мы были не в сказке, жена мельника позвала всю нашу компанию в гостиную, где угостила лимонадом под названием «Эйфелева башня» и печеньем «Мария». И сидели мы на венских стульях из гнутого дерева. И никаких там не наблюдалось благоухающих роз, только одни восковые цветы под стеклом.

Так или иначе, мельничиха всё равно была очень доброй, и нам у неё в гостях понравилось, хотя мы при первой возможности и постарались уйти к мельнику. Все, кроме Доры и Дейзи. Эта парочка осталась послушать, как она им рассказывает про своих жильцов и лондонских родственников.

Мельник – малый что надо. Он провёл нас по всем мельницам, я имею в виду – по обеим, и разрешил подняться даже на самый верх ветряной, где принялся объяснять, как её лопасти ловят ветер и приводят в движение жернова, чтобы они мололи.

И потом мы сами увидели, как огромные охапки жёлтой и красной кукурузы исчезают с тихим шуршанием в квадратной дыре, где их размалывает в муку. Замечательный получался звук. Он немного напоминал шум моря, но при этом сопровождался ещё всеми остальными звуками мельницы.

А затем мельник нам позволил пройтись по водяной мельнице, и мы будто попали в сказочный дворец. Там всё было белым, как сахарная пудра на блинчиках, когда вам позволяют посыпать их самому.

Мельник отворил ещё одну дверь, за которой пряталось водяное колесо. Оно крутилось неторопливо, но чётко, и Ноэль сказал, что это огромный круглый, капающий водой гигант.

Когда мы всё осмотрели, мельник спросил, рыбачим ли мы, и мы тут же ответили:

– Да.

– А почему бы вам в таком случае не проверить клёв в мельничном пруду? – предложил он.

Мы вежливо поблагодарили, а когда он ушёл о чём-то поговорить с работником, сошлись во мнении, что мельник этот – человек славный.

И до чего же заботливо он нас подготовил к рыбалке! Отвёл на пруд. Срезал побеги ясеня для удилищ. Нашёл леску и крючки. Дал несколько видов наживки, в том числе белых мучных червей, которых Освальд, даже не заворачивая, положил в карман.

Едва наступил момент насадки червей на крючки, как Элис сказала, что они с Дорой и Дейзи идут домой. Девочки – странные, таинственные существа, и Элис не исключение. С удовольствием принимает участие в охоте на крысу, но лишь до тех пор, пока крыса не поймана. Рыбалку же ненавидит целиком и полностью.

А мы, мальчики, наоборот, любим рыбную ловлю и получили огромное удовольствие, шикарно весь день проудив возле мельницы и испытав запоздалый стыд, что лишили